9 января 1724 года в Архангельске произошел занимательный случай. На праздновании именин секретаря Архангелогородской губернской канцелярии присутствовал правнук хана Кучума — сибирский царевич Василий Алексеевич. Услышав, как императора величают полным титулом, в том числе и «царем Сибирским», он не утерпел и крикнул: «Это я и есть царь Сибирский». Дело в Петербурге замяли, так как слова были сказаны при «такой компании, в которой изветчики и ответчик были все шумны» (то есть пьяны).
После этого сибирских царевичей стали именовать только князьями. Хотя до этого на протяжении трех столетий все потомки Чингисхана в России именовались царевичами и царями, если до выезда занимали тот или иной престол. За 10 лет до этого Петр отказал служилым людям мусульманского вероисповедания во включении их в нарождающееся дворянство, переведя в статус государственных крестьян. В правление Петра I закрепился мировоззренческий слом. Отношение к иному, неправославному, резко изменилось в негативную сторону. А что же было до этого, в XVI–XVII веках?
Существует расхожая фраза: «Потри любого русского и получишь татарина». Понятно, что она далека от действительности. Но вклад татар, точнее сказать тюркских народов, в русскую культуру значителен. Многие высказывают мнение, что все носители фамилий с тюркскими корнями имели своими предками татар, забывая при этом, что процесс имятворчества достаточно сложен. Можно привести в пример православного крестьянина XVI века, зафиксированного в писцовых книгах с именем Шигалей, и мусульман Семена, Ивана, Александра.
Многие ранние генеалогии легендарны и не могут быть подтверждены архивными данными. Но тюркское происхождение части русского дворянства подтверждается: это князья Юсуповы, Урусовы, Тенишевы, Енгалычевы. В XVII веке вчерашний татарин при крещении мог стать Ивашкой Петровым и дать начало русскому дворянскому роду татарского происхождения — Петровым.
Но почему «вчерашний татарин»? Дело в том, что в России XVI–XVII веков этническая принадлежность была вторична и определялась по вероисповеданию. Если мусульманин — значит, татарин, хотя это мог быть сарт (оседлое население Средней Азии), грузин, араб, турок. Православный — значит, русский. Язычник — мордвин, черемис и другие. Со сменой веры менялась и этническая принадлежность. При этом полноценным подданным московского государя мог быть исключительно православный человек, остальные находились на положении «полуподданных» и в документах назывались иноземцами. Хотя законодательно они практически ничем не отличались.
Мы можем выделить только два значительных отличия: первое — неправославный не имел права держать в домашнем услужении православного, дабы не создавать предпосылок для смены веры, что было тягчайшим преступлением; второе — неправославные служилые люди не могли стать членами государева двора, то есть имели ограниченные карьерные возможности. Однако при смене вероисповедания многие из них получали значительные служебные и экономические преимущества.
Предпосылки для интеграции мусульманского и языческого населения в жизнь Московского царства были заложены еще в Киевский период. Древняя Русь отличалась этнической и религиозной веротерпимостью. Для верховной власти было важнее, чтобы ее подданные, независимо от вероисповедания, хорошо выполняли возложенные на них государственные повинности: служилые люди — несли военную службу, податное население — уплачивало налоги.
Нерусское население жило анклавами в окружении русских людей или же занимало значительные массивы на окраинах государства, как в Мещере (северо-восток современной Рязанской области и республика Мордовия). Наиболее известным образованием было так называемое Касимовское царство (город Касимов Рязанской области), где с середины XV по XVII век фиксируются татарские цари и царевичи. При этом в местах компактного проживания «полуподданных», в особенности если эти территории были значительно удалены от центра и слабо освоены русским населением, существовала определенная автономия в судопроизводстве.
О касимовском царе Ураз-Мухаммеде восточный автор говорил: «Он правой рукой действовал по шариату, а левой рукой — согласно высочайшему указу государя Бориса Федоровича-хана, бил кнутом воров, разбойников и неблагочестивых». В других местах тюркское и языческое население по своим законам судили их старейшины, сотники, головы и хафизы (абызы в русских документах). Хафизами первоначально называли тех, кто знал наизусть весь Коран. Позднее же хафиз, или абыз, — это просто грамотный человек. Они были учителями, выполняли культовые обряды.
К середине XVI века система управления неправославным населением во многом была уже отработана. В Москве уже 100 лет жили Чингисиды (татарские цари и царевичи, потомки Чингисхана). В Россию регулярно выезжала знать из Ногайской Орды, Казани и Крыма. Татар было много в русской армии, да и во взятии самой Казани служилые татары московского государя принимали самое непосредственное участие. В татарских военных подразделениях было если не обязательно, то по крайней мере желательно присутствие абызов, которые на Коране могли принимать шерть (присягу) у служилых татар.
Отдельные абызы в местах компактного проживания мусульман, возможно, выполняли функцию привлеченных служителей в воеводских приказных избах: принимали шерть, в том числе и на суде, прикладывали руку (ставили подпись) на официальных документах вместо своих неграмотных единоверцев. Без наличия Корана и абыза принять шерть было невозможно. В России продолжали функционировать мечети. Интересно, произносилось ли во время хутбы — пятничной молитвы, где упоминается имя правителя, — имя московского государя?
В XVI–XVII веках татары проживали на территории большинства уездов Русского государства, где имелось поместное землевладение. Существовали уезды — Шацкий (Мещера), Романовский, Ярославский, Новгородский и некоторые другие, — где их было по-настоящему много. На других территориях их было несколько меньше.
Как происходило движение Москвы на Восток? Захват Казани в 1552 году и Астрахани в 1556 году были заранее спланированы и продуманы. Но постоянно возникавшие новые обстоятельства приводили к некоторым корректировкам. По-видимому, первоначально планировалось только введение русского протектората с сохранением подконтрольных мусульманских правителей. Если бы процесс протекал мирно, эти два ханства, Казанское и Астраханское, могли существовать еще как минимум полвека. Захват Сибири не планировался. Это была полная неожиданность для Москвы.
Возможно, кажущаяся легкость выхода за Уральские горы и рисовавшиеся в головах сказочные богатства подтолкнули правительство начать колонизацию этих территорий. При этом началом присоединения Сибирского ханства следует считать не дату похода Ермака — 1582 год, а начало строительства русских городов — 1586 год, когда была заложена русская крепость Тюмень. А завершился этот процесс только в 1598 году с окончательным разгромом сибирского хана Кучума. И вновь Москва стремилась опереться на местную элиту. Но договориться с Кучумом, как позднее и с его потомками, не получилось. Проект по созданию зависимых национальных объединений на территории Сибири также провалился.
Во взаимодействии с вновь присоединенными народами встречалось и непонимание особенностей психологии местных жителей. С 80-х годов XVI века Москва начинает использовать институт аманатов (заложников). Эта практика отрабатывалась в Астрахани, где мирзы из Большой Ногайской Орды отдавали в город своих детей, тем самым хоть как-то гарантируя лояльность. В Сибири же это работало далеко не всегда. Подчас привыкшие к свободной кочевой (или полукочевой) жизни заложники в условиях замкнутого пространства накладывали на себя руки.
Часто взятие Казани интерпретируется как крестовый поход. Но правомерно ли его считать таковым? Последние исследования показывают, что для большинства участников этих событий это была простая рутинная борьба государств за превосходство в регионе. Внутри русской правящей элиты по отношению к покоренным мусульманам наметилось определенное разногласие. Одни предлагали царю, чтобы он «до конца выгубил бы воинство бусурманское». В свою очередь, противники такой политики предлагали опереться на представителей национальных элит. Решения о покоренных территориях принимались при царском дворе непросто, а сторонников насильственной христианизации было меньшинство. Они проиграли.
Политики бескомпромиссной христианизации не было ни в Астрахани, ни в Сибири, ни в Мещере вплоть до 1680-х годов. Даже указ 1681 года лишал мирз и татар низовых городов (междуречье Оки и Волги), поместий и вотчин, в которых проживали православные крестьяне. Но оставался выбор: потерять землю и крестьян, но сохранить веру — или же сохранить землю и православных крестьян, но отказаться от Ислама. Крещение или смерть — так вопрос никогда не ставился. На протяжении XVI–XVII веков мы видим постоянные напоминания центральных властей о недопустимости насильственных крещений. Этот акт должен быть добровольным и осознанным, а ни в коем случае не «от нужи».
Конечно же, случались и злоупотребления на местах. Отдельные протопопы в середине XVII века стремились обратить татар в православие не проповедью, а вымучивали согласие в тюрьме, а порой и под пыткой. Бывали и отдельные случаи, вызванные политической целесообразностью: к примеру, крещение плененных казанских царей. Приняв православие, они уже не могли стать знаменем для мусульман региона в борьбе за политическую независимость.
Веротерпимость, существовавшая в государстве длительное время, в определенной мере подчеркивала связь с Чингисханом и его идеями. Принцип терпимого отношения к иноверцам закреплен и в верховном законе монголов — Ясе. Среди первых Чингисидов можно увидеть язычников, буддистов, христиан несторианского толка, мусульман.
Вопрос о взаимном культурном влиянии довольно сложен. Безусловно, русские переселенцы не могли выжить на новом месте, не заимствуя навыки коренных жителей. Их знания климатических особенностей, особенностей местной флоры и фауны были бесценны. Однако со временем наблюдается обратный процесс. Коренные народы заимствуют инструменты у русских. Народы Сибири пытаются приучить к более активному возделыванию хлеба — главной сельскохозяйственной культуре и долгое время основе экономики Русского государства. Стоимость сибирского меха, собираемого в виде дани — ясака, оставалась значительно ниже стоимости хлеба, необходимого для прокорма служилых людей и ружников (людей, работавших на государство за фиксированную плату зерном). Только значительное развитие пашенного земледелия позволило Сибири перестать быть убыточной территорией.
Что касается прямого влияния Ислама на русскую культуру в XVI–XVII веках, то в настоящее время это одна из наименее разработанных тем. Русский человек давно познакомился с изысканными изделиями восточных мастеров, покрытых замысловатыми узорами. Стеклянная и керамическая посуда, оружие, ткани, ковры (паласы) привозились купцами и послами в качестве дипломатических даров. Со временем русские мастера стали копировать отдельные восточные образцы, в частности доспехи, и помещали на них коранические надписи (скорее из подражания), рассматривая их как элемент декора. Подобные надписи мы можем наблюдать даже на царских инсигниях (знаках власти), таких как походный шлем Ивана Грозного.
Другие регалии: держава, жезл (посох), саадак (футляр для лука и стрел), бармы царя Алексея Михайловича — специально были заказаны стамбульским мастерам. Известны случаи, когда холодное оружие, привезенное с Востока и сделанное специально для христианского потребителя, на клинке имело выгравированное изображение креста и одновременно прославляющую Аллаха надпись на арабском языке. Однако до сих пор до конца не выяснено, воспринималось ли это как надписи или же только как причудливый узор. На Востоке закупали и украшения для царских и церковных одежд.
В массовом обращении исламское (восточное) культурное влияние проследить значительно сложнее. Конечно же, в обращении находились предметы, позаимствованные на Востоке, такие как кумганы — сосуды для воды с длинным носиком. Восточные языки подарили нам такие слова, как «колпак», «колчан», «халат», «сундук» и другие. Но в целом археологические раскопки памятников XVI–XVII веков за пределами Москвы нечасто обнаруживают предметы восточного происхождения или их подражания. Это же относится и к археологическим изысканиям на территории двора касимовских царей и царевичей в городе Касимове этого периода.
Можно привести обратный пример, когда русская архитектура влияла на вкусы тюркского населения. Вдова хивинского царевича Авган-Мухаммеда ибн Араб-Мухаммеда, сибирская царевна, перевезла тело супруга из Москвы в Касимов. На старом посадском кладбище она построила для него текие (мавзолей). Здание имеет вид типичного богатого русского дома: построено из красного кирпича, украшено изразцами и наличниками. Однако это единичный пример.
Другие сохранившиеся в Касимове текие (середины XVI и рубежа XVIII–XIX веков) имеют типичные восточные черты. Таким образом, мы видим, что заимствования происходили со стороны носителей как православной культуры, так и Ислама.
Мы наблюдаем картину взаимного влияния русской (православной) культуры и культуры народов Ислама, постепенного взаимопроникновения и обогащения. Можно ли говорить о религиозном мире? До конца XVII века — пожалуй, да. Хотя, конечно же, время от времени происходили отдельные трения, но они скорее носили экономическую, нежели религиозную природу, хотя и рядились под последнюю. При этом русский царь являлся и государем для носителей иных религий.
Перелом наметился в начале XVII века. Его причины до конца не установлены. Отмечены отдельные акции против носителей Ислама, проводимые патриархом Филаретом (в том числе сокращение прерогатив касимовского царевича и романовских мирз). В середине века их проводили сторонники Никона и «боголюбцы». При патриархе Иоакиме церковь смогла добиться от государства проведения отдельных ограничительных мер. Но только при Петре они окончательно сложились в определенную государственную политику.
Автор Андрей Беляков
