Ислам запретил изображение живых существ и людей, закрыв тем самым возможность придавать им нечто большее, чем они на самом деле могут значить. Порою ум готов увидеть в чем-то и в ком-то изображенном нечто мистическое, а сильные и, зачастую, испуганные эмоции готовы обожествить увиденное. Скульптура действует на человека, и опасность нарушения чистоты веры существует (ведь изображать люди странным образом начали то, чему поклонялись, а потом постепенно стали поклоняться еще и тому, что сами же и изображали, ваяли, пекли (из теста).
Однако существуют и другие уровни восприятия, когда вера в человеке укрепилась, и он может смотреть на мир одновременно с нескольких точек зрения. К примеру, он может относиться к уже изображенному на холсте как к некоему тексту, изложенному не словами, а цветом, пластикой, формой, ритмом.
Всевышний говорит с человеком на многих языках (стоит только посмотреть на небо): цветом радостного голубого, сердитого темно-синего, бирюзового, розового, белого, радужного, туманного, языком событий и ситуаций, знаков.
Через прекрасное разнообразие Своих творений Он рассказывает о Своей Силе, Мощи, о Своем Величии, направляет к Себе, и страшно, когда человека вдруг замкнуло на поклонении какой-то лягушке, синему камню, петуху, горящему полену, дереву, дырке в стене, смертному…
Художник смотрит на мир и выхватывает из него некий эпизод, информацию. То, что понял или очень хотел понять, что не оставляет равнодушным, непостижимое, словами невыразимое.
Например, картина Ж.- Ф. Милле «Собирательницы колосьев» (1857 год) дает мне постоянный и неиссякаемый повод к размышлениям. Она сопровождает меня с того момента, когда я ее впервые увидела. Потрясла, заставила замолчать. Она передала мне что-то такое, что каждый вечер, представляя собирательниц колосьев, обращаюсь к себе: «Ну, прекрасное творение Всевышнего (а человек — самое прекрасное Его творение), давай посмотрим, что собрала за сегодня?»
И после такой игры словами и образами открывается щемящее сердце понимание того, что этот мир неоднозначен, многослоен, таинственен. Каждое утро мы выходим что-то собирать: каждый для себя, в свой короб, и возвращаемся домой, кто с пустыми руками, а кто-то в благости бараката.
