Вопрос этот в разные времена имеет разный ответ. Как и то, что считать баловством. Родители всегда хотят дать детям все самое лучшее, но они его представляют так, как если бы сами были маленькими.
Голодавшие в войну своих детей закармливали до щек, которые со спины видать, и гусеничных складочек по всему телу. Те, кто всю жизнь провел, ни разу не выехав за границу, мотаются с ними по европейским и прочим курортам до «мама я туда не хочу никогда больше». Одна знакомая, которой мама не разрешала купить лошадку, своим детям чуть ли не при рождении собирается ее покупать. Мы балуем, по сути, ребенка внутри себя, ту девочку и мальчика, который не вырос.
Один мой знакомый, родом из подмосковной коммуналки, с родителями — заводскими работягами, в девяностые сорвал куш. Было ему тогда уже пятьдесят. Так он купил мотоцикл Харлей, носился на нем по городу, а сзади охрана. Все выходные проводил на курортах с экстремальными видами спорта. Вот он по склону на горных лыжах, а за ним высокооплачиваемая охрана. Как очумелый бросался во все. Когда я спросила его, почему он так жадно все это делает, объяснил: «Я полсотни лет мечтал. А теперь могу. У меня такой список накопился. А жить-то осталось совсем мало. Надо успеть».
В детстве я сама мощно не доела сладостей и фруктов. Помню, как, придя в гости и увидев полную конфетницу или фрукты в вазе, умирала от желания получить к ним доступ, а потом ела… нет, честно говоря, жрала неприлично много. Меня в гости подруги не приглашали второй раз. И дружить со мной переставали.
Но я все равно поглощала сладости и фрукты при первой же возможности. С первой зарплаты и целых полгода я покупала на все деньги зефир в шоколаде, «Шармель», упаковками, десятками упаковок — и жрала. Без чувства вины и радуясь тому, что сейчас не надо всю коробку, праздником доставшуюся, делить на четверых, где мне достанутся две заветные штучки. Потом несколько лет не могла видеть этот зефир.
Во взрослой жизни у меня были времена, когда праздником была покупка нового тазика, а непостижимой мечтой — приобретение нового комплекта постельного белья. Если вспомнить историю из моей жизни в Афганистане, то там и покруче были моменты, когда я даже собирала обрезки ткани, оставшиеся от других невесток, чтобы сшить своему сыну одежду.
Сейчас, когда уже другие времена, мне бывает трудно сдержаться, на днях вот купила 3 новых тазика. Понять бы зачем… Конечно, я стараюсь держать себя под контролем и не позволяю себе достичь зефирного отвращения, но в целом предпочитаю себя побаловать, если есть такая возможность, чем жестко ограничить.
Детям же стараюсь нужды покрывать. Чтобы не надо было им ходить в гости для объедаловки и ждать первой зарплаты, чтобы спустить ее на зефир. Чтобы им не надо было во взрослом возрасте подавлять свое рефлекторное желание купить десять новых тазиков «просто потому что могу».
Нафс, безусловно, нуждается в дрессировке. Неудержимый же фанатизм в аскезе приводит к срывам так же, как сидящий на диете срывается и объедается раньше или позже. К тому же человек теряет благодарность Аллаху и не пользуется ниспосланными благами.
Другая крайность – выполнять любой каприз. Мы видим у «золотой молодежи», что удовлетворенным нафс не бывает. Он всегда требует больше и больше, и когда у него уже все есть – ищет большего через специфические средства. Поэтому, как и нищета рождает неумеренность, так и ее противоположность. Самое лучшее положение – посередине. Без ненормальной экономности и фанатичного аскетизма, но и без неуемной расточительности и разнузданного сластолюбия.
Многие дети, которых растили в ограничениях, срывают их и идут во все тяжкие «с первой зарплаты». Поэтому мне кажется, по возможности, надо баловать. Я бы даже сказала — изыскивать возможности и баловать. Но как только нафс проявляет жадность и ненасытность, сдерживать процесс баловства, включая режим воздержания. Могу – но не делаю, ибо нет в этом блага. Поясняя детям, что, чем больше ты имеешь, тем воздержаннее надо быть в желаниях. И тогда мы, ин ша Аллах, встретимся с ними в Раю.
Лейла Наталья Бахадори
