(К истории цензурной политики в отношении татарской книги в середине XIX в.)
Одной из сложных и неоднозначных страниц в истории политики самодержавия в отношении татар Волго-Уралья в XIX в. может считаться курс, проводившийся в правление Николая I, направленный на жесткое противодействие культурно-религиозному влиянию татар-мусульман, что было во многом вызвано массовым возвращением в ислам крещеных татар.
Неоправданные и не всегда продуманные действия, связанные с отсутствием достаточной информации по этой проблеме и субъективными взглядами самого Николая I, привели к принятию целого ряда дискриминационных мер в отношении татар-мусульман и «отпавших» в ислам.
Предлагаемые читателю документы, представленные делопроизводственными материалами центральных и местных органов власти из фондов Российского государственного исторического архива (РГИА) и НА РТ, раскрывают один из малоизвестных сюжетов, связанный с запретом издания Корана и другой мусульманской религиозной литературы в типографиях Казани. Данный запрет, инициированный чистопольским миссионером, протоиереем Иоанном Орловым и казанским архиепископом Владимиром (Ужинским), действовал с 1845 г. и был отменен решением Комитета министров в 1849 г. Он нанес серьезный удар по традиции книгопечатания мусульманской литературы в крупнейшем и единственном ее центре в Восточной России, привел к осложнению взаимоотношений между государством и его подданными, традиционно исповедовавшими ислам. Представленные материалы помогают проследить причины, побудившие власть принять это решение, освещают взгляды российской бюрократии николаевской эпохи на «мусульманский вопрос» и «татарский ислам» в России.
№ 1. Докладная записка обер-прокурора Св. Синода графа Н. А. Протасова императору Николаю I об отпадении в ислам новокрещеных татар Казанской губернии
16 июня 1845 г.
№ 99
На подлинной рукою Его сиятельства г[осподин] обер-прокурора Святейшего Синода написано: Его императорского величества собственною рукою написано карандашом: «Согласен, но во всяком случае печатание Корана и других мусульманских духовных книг можно запретить».
16 июня 1845. Граф Протасов.
Министр внутренних дел сообщил мне полученное от казанского военного губернатора отношение об уклонении тамошних крещеных татар в магометанствоI, с объяснением причин сего отпадения и мер предлагаемых им генерал-адъютантом Шиповым к возвращению отпадших в недра Святой веры.
Вслед за сим министр внутренних дел уведомил меня, что на всеподданнейший отчет казанского военного губернатора касательно вышеупомянутого представления его Вашему императорскому величеству благоугодно было собственноручно написать «что полагается?»
Между тем получено и от преосвященного казанского по сему предмету донесения, по соображению коих с вышеозначенным отношением военного губернатора, Святейший Синод находит, что причины отпадения татар в магометанство объясняются ими различно.
Генерал-адъютант Шипов заключает, что оное происходит: 1) от скудного и унизительного состояния приходских священников, которые дабы иметь какие-либо средства к личному существованию, вынуждены, якобы, потворствовать своим прихожанам в неисполнении с их стороны христианского долга, допуская им ходить в мечети и оставаться в связи с муллами и магометанами; 2) от недостатка образования и наставления их в правилах христианской веры; 3) от оставления татар-магометан в одних селениях с христианами; и 4) по причине слабых мер противу отпадения.
Соответственно сим причинам отпадения он предполагает к преграждению оного следующие меры: а) поставить духовенство в сих местах вне зависимости от прихожан, определив оному достаточное содержание и стараться иметь там пастырей достойных, особенно же в звании благочинных; б) учредить приходские, под надзором священников школы, для обучения в оных детей русскому языку и преподавания им Закона Божия с употреблением деятельнейших мер к принятию ими такового образования, дабы все новое поколение перешло через училища; в) магометан, находящихся ныне в одних селениях с обращенными, выселить в другие чисто магометанские селения, а вместо их дозволить поселиться там русским крестьянам из малоземельных селений и устроить там приходские церкви; г) совратившихся в магометанство крещеных татар по надлежащим исследовании сего и по рассмотрении следствия в судебных местах, если они не возвратятся в христианство, переселить в отдаленные великороссийские губернии.
Из донесения же преосвященного казанского усматривается, что священники, находящиеся в приходах новокрещеных татар, избранны туда в недавнем времени из благонадежных и опытных, не взирая на свою бедность, стараются, по возможностиII, исполнять возложенные на них обязанности, и нет основания обвинять их по поводу распространяющего теперь отпадения не только крещеных татар, но и чуваш. По изъяснению преосвященного сии отпадения происходят от других причин, именно:
1) в недавнее время начали печатать в Казани на татарском языке Алкоран и другие их учебники. По сведениям, полученным преосвященным частным образом, — книги сии, кроме университетской типографии, печатаются наиболее в типографиях: иностранца ШевичаIII и братьев РекемзановыхIV из татар; у Шевича в 1841 и 1842 годах отпечатано 20 000 экземпляров, а в 1843 и 1844 [гг.] около 200 000 скоропечатной машиной; сколько же напечатано у Ракемзановых неизвестно, ибо там работают одни татары и не открывают никому своих тайн. Богачи заказывают печатание и раздают книги бедным обыкновенно после зимней уразы (магометанского поста). Продажа сих книг производится в Казани из книжной лавки, а по большой части на ярмарках: Нижегородской, Мензелинской и Ирбитской. С того именно времени, к которому относится начало печатания Алкорана и других магометанских книг в таком огромном количестве, отпадение новокрещеных татар стало возрастать быстро;
2) с некоторого времени появилось в Казанской губернии весьма много скрытных мулл, которые рассеивая заразу, возбуждают фанатизм и действуют с такой скрытностью, что невозможно следить за нимиV. Местные священники по некоторым поступкам сих мулл полагают, что они действуют, таким образом, в видах и под покровительством находящихся в Уфе татарского муфтия;
3) таким образом, новокрещеные татары, отвращаясь от христианства, стараются достигать до сего разными ухищрениями, полагая притом, что по мере умножения числа отпадших, правительство поставлено будет в затруднение противодействовать им; и
4) между тем местное гражданское начальство не действует с необходимой в сем случае осмотрительностью и строгостью, чему служат доказательством следующие обстоятельства: а) ввиду сего начальства, отпадшие в магометанство не только избирают из среды себя мулл, но строят мечети и в них свободно отправляют богослужение; б) судебные и правительственные приговоры о переселении отступников остаются без исполнения; в) дела об отступниках и начинаются, и производятся с крайней медленностью, а виновные, не видя над собой действия правосудия, считают деяния свои дозволенными, терпимыми и не только остаются сами в отступничестве, но и совращают к тому других. Сообразив все сие, Святейший Синод с своей стороны находит, что стечение вышеизложенных обстоятельств долженствовать иметь последствием значительное отпадение новокрещен, и одному духовенству почтиVI невозможно было бы удерживать и сохранять их посреди стольких соблазнов, и что для отвращения сего зла, тем более опасного, что оно судя по фанатизму, оказавшемуся в действиях мулл и в распространении Алкорана, может перейти быстро и на других инородцев, необходимо принять меры. В сем соображении обращаясь к предположениям казанского военного губернатора Святейший Синод находит, что из них две только меры подлежат непосредственному рассмотрению и действию Синода, а именно: а) обеспечение приходских священников Казанской епархии в способах содержания и б) назначение в приходы новокрещеных татар благонадежнейших пастырей. Сии обстоятельства в непродолжительном времени могут быть окончательно благоустроенны: назначением сельскому духовенству Казанской епархии от казны содержания из всемилостивейше пожалованной в сем году суммыVII, к распределению которой преступлено будет немедленно по получении затребованных от архиепископа казанского на предмет сей сведений, а с тем вместе откроется возможность иметь при упомянутых приходах самых избранныхVIII пастырей, которые не препинаясь заботами о снискании насущного хлеба, будут в состоянии сохранять то спокойствие духа и то направленное к одной высшей цели стремление, которые необходимы в их служении и особенно при трудных встречах с предрассудками, невежеством и фанатизмомIX. Святейший Синод тем более надеется достигнуть сего, что предварительными распоряжениями оного, в последние годы учиненными уже многое к тому приготовлено: ибо кандидаты священства на места сии обучены татарскому языкуX; переведены на сей язык необходимые книги и для священников есть руководство, написанное из наблюдений и опытов. Таким образом, предмет сей с окончанием нынешнего года может получить окончательное усовершенствованиеXI.Третья мера, предлагаемая военным губернатором о заведении приходских школ в означенных приходах требует только содействия духовного начальства, но зависит непосредственно от Министерства государственных имуществ. Следует однако же заметить, что и сей предмет получил уже свое развитие, которое ручается за дальнейшие успехи. Заведение во всех епархиях приходских школ под руководством местных священников предписано только в 1837 году. Тому назад 7 лет во всем государстве было их не более 150, а теперь уже более 3 719, в том числе в Казанской епархии — 45XII. Остальные предполагаемые меры, т.е. переселение некрещеных татар из тех селений, где есть крещеные, в другие места и отсылка отпадших от веры в отдаленные великороссийские губернии предложат суждению гражданского начальства. Впрочем, по связи сих предположений вообще с настоящим делом и по особенной важности оного Святейший Синод рассуждает: 1) Что переселение некрещеных, если они ни в чем не виновны, в другие места, не согласуется с началами правосудия, едва ли не возбудит сильного противодействия, чтобы удержать магометанство в тех селениях, и не допускать никого к принятию христианства.Оно встретит много затруднений при разрешении вопросов относительно собственности переселяемых, и если будет касаться до значительного числа, то возбудит движение, неудобное для мирных путей, которыми Св[ятая] вера должна достигать своих благотворных целей. 2) Во всяком случае, сия мера, а также и переселение отпадших в другие губернии могли бы быть действительны токмо для показания строгости и постоянства действий на будущее время, но при сем возникает важный вопрос: будет ли возможно употребить их в отношении к тем из некрещеных татар, кои живут ныне в приходах, населенных татарами крещеными, и в отношении к отпадшим, число которых весьма значительно. Святейший Синод заключает, что сии обстоятельства весьма важные, и разрешение их требует внимательнейшего соображения и обсуждения предмета со всех сторон, так как последствия той или другой меры будут касаться немалочисленного по отдаленным губерниям рассеянного народонаселения, которое по особенностям своего языка и нравов не может быть управляемо и наблюдаемо на общем основании, и которое свойством своего верования расположено к фанатизмуXIII. 3) По мнению Святейшего Синода, в настоящее время следовало бы употребить преимущественно меры вразумления и убеждения отпадшихXIV, при внимательном содействии гражданского начальства к удалению людей наиболее вредных и к устранению всех изложенных преосвященным архиепископом ВладимиромXV обстоятельств, заслуживающих особенного внимания, а между тем обсудить и постановить меру к предупреждению зла на будущее время.
Святейший Синод положил сообщить все сии соображения на усмотрение министра внутренних дел и с тем вместе, исполняя высочайшее повеление последовавшее на всеподданнейший рапорт казанского военного губернатора, поручил мне донести о сем Вашему императорскому величеству.
Подл[инно] подписал граф Протасов.
Верно. За директора (подпись).
Сверял исправляющий должность начальника отделения (подпись).
РГИА, ф. 797, оп. 15, д. 35644, л. 13-21 об. Рукопись.
№ 2. Отношение казанского военного губернатора С. П. Шипова исправляющему должность попечителя Казанского университета о воспрещении печатать Коран и другие мусульманские духовные книги в типографиях Казанской губернии
Секретно
18 августа 1845 г.
По всеподданнейшему докладу Святейшего Синода, государь император изволил обратить внимание на чрезмерное количество издаваемых в Казани, на татарском языке, экземпляров Корана и других магометанских духовных книг; по имеющимся же сведениям оказывается, что книги сии, кроме университетской типографии, наиболее печатаются у иностранца Шевича и братьев Ракемзановых, и что в типографии первого отпечатано в 1841 и 1842-м годах до 20 т[ысяч] экземпляров, а в 1843 и 1844-м годах около 200 т[ысяч], которые продаются в казанской книжной лавке и особенно на Нижегородской, Мензелинской и Ирбитской ярмарках.
Г[осподин] министр внутренних дел от 3 сего августа за № 203, уведомляя меня о сем, присовокупляет, что на Востоке мусульмане по их понятию из уважения к священным именам Аллаха и Магомета, не допускают печатания Корана, а употребляют его только писанный, что там истинными последователями Магомета доселе соблюдается. А так как, при существующей в России веротерпимости, никакие отступления от древних правил и обычаев всех терпимых в России исповеданий (поколику оные не противны государственным постановлениям) допускаемы быть не должны, особенно в пользу частных спекуляций, то Его высокопревосходительство просит меня о воспрещении всем находящимся в Казанской губернии типографиям печатать Коран и прочие магометанские духовные книги, впредь до приведения в совершенную известность может ли это быть допущено по древним обычаям мусульман.
Предписав ныне же казанскому полицмейстеру сделать в отношении существующих в г. Казани частных типографий надлежащее распоряжение к исполнению требования г[осподина] министра внутренних дел, имею честь уведомить о сем Ваше превосходительство для должных с Вашей стороны распоряжений в отношении типографии, находящейся при Казанском университете.
Генерал-адъютант (подпись).
Правитель канцелярии (подпись).
НА РТ, ф. 1, оп. 2, д. 484, л. 1-2.
№ 3. Докладная записка проректора Казанского университета управляющему Казанским учебным округом о печатании Корана в типографиях Казани
29 сентября 1845 г.
№ 383
Во исполнение предписания Вашего превосходительства от 29 минувшего августа за № 3578 относительно печатания Корана, коим между прочим требовалось доставить сведения: 1) когда и по какому случаю учреждена при университете типография арабского печатания, 2) сколько в последние пять лет с 1840 года напечатано экземпляров полного Корана и некоторых отдельных глав и других духовных книг, 3) для кого именно такие книги были печатаны и 4) куда бывает сбыт этих экземпляров, — я с своей стороны тогда же отнесся по сему предмету к г[осподину] восточному цензору орд[инарному] проф[ессору] турецко-татарского языка КазембекуXVI и начальнику университетской типографии Кайсарову.
Вследствие этого ныне получены мною отзывы:
I. От г[осподина] ординарного профессора Казембека следующего содержания: «Вследствие отношения Вашего высокородия от 4 сентября сего 1845 года № 351, имею честь сообщить: 1) книгопечатание проникло на Восток уже почти 150 лет тому назад. Как нововведение, оно не имело сначала никакого успеха и народ, приверженный к своей старине не обращал никакого внимания на печатные сочинения, хотя они и продавались за весьма дешевую цену. Просвещенное сословие, однако же, постигнув пользу этого дела, старалось всеми мерами содействовать его успехам». В 1717 году воспоследовал приговор главного муфтия константинопольского Абдуллы эфендия такового содержания: «По правилам мусульманской веры распространение книг через печатание не только не запрещается, но даже считается, по пользе, в сем искусстве заключающейся, добрым делом». Приговор сей был обнародован в том же году манифестом от двора тогда царствовавшего султана Ахмед-хана. С этого времени книгопечатание начало делать большие успехи в Константинополе по всем отраслям наук, потом оно перешло в Египет и Персию: не одни только ученые и религиозные сочинения издавались там, но даже Алкоран несколько раз был отпечатан или литографирован. Хотя мусульманские богословы не одобряют тиснение самого Алкорана и запрещают всякую спекуляцию им, но тем не менее многочисленные издания его, доселе появляющиеся в чужих краях и в России, расходились между магометанами. Даже самые строгие их богословы не отказывались пользоваться ими, выводя из законов одобрительные приговоры: «Как в отношении верности можно полагаться гораздо более на печатанные издания, нежели на рукописные, то употребление их не считается хулительным в глазах закона». Это подало повод к тому, что потребность печатных Алкоранов и других духовных книг увеличивалась год от году, и что изданием их начали промышлять и магометане, и христиане в чужих краях. Действительно, в последние годы число изданий Алкорана увеличилось в Казани до чрезвычайности и оттого возникло двоякое зло мусульманству: 1) по причине дурного надзора и недостатков хороших корректоров в частных типографиях вошли довольно значительные погрешности, которые в глазах мусульман ослабляют достоинства этой священной книги; 2) такое умножение оттиснутых Алкоранов, само собою разумеется, повредило ценности его и чрез это потерялось к нему уважение между простолюдинами.
II. Печатание азиатских книг в подлинниках, в особенности печатание Алкорана в Казани, было единственной целью учебного начальства, при учреждении здесь при 1-й гимназии азиатской типографии, которая впоследствии, т. е. по учреждении в Казани университета, подчинена университету. В учреждении этой типографии учебное начальство имело в виду ту цель, чтобы через книгопечатание мало или много содействовать распространению образования между татарами, что отчасти и достигнуто, ибо не только Алкоран и другие духовные сочинения, но даже и литературные произведения на турецком и татарском языках, не переставали печататься ежегодно в Казани и довольно часто мы ими снабжаем европейских ориенталистов. С другой стороны, издание Алкорана и других азиатских книг приносило постоянный доход университетской типографии, без чего едва ли она могла бы существовать.
III. Из дел цензуры видно, что в Казани с начала 1840 года до ныне отдельным цензором выданы билеты на выпуск изданий книг и листков, в числе 79, а именно: 8 в 40 году, 17 в 41-м, 11 в 42, 7 в 43, 19 в 44 и 17 в 45. Между ними не видно, чтобы когда-нибудь выдан был билет на издание или на выпуск Алкорана на татарском языке (чего никогда не существовало), и чтобы какое-нибудь это издание круглым числом превышало 4 500 экземпляров (может быть гораздо и меньше), следственно всех изданных во всех типографиях в Казани азиатских книг, тетрадей и листов, в продолжение почти шести лет, ни под каким видом не могло превышать 300 000 экземпляров. Следственно, в одной типографии Шевица, в 1843-1844 годах не могло выйти 200 000 экземпляров азиатских книг всякого рода. Между тем, из дел цензуры ясно видно, что на выпуск печатных у Шевица книг выдано в 1843-1844 годах 12 билетов, в числе которых на выпуск полного Алкорана выдан только один билет. По счислению оказывается, что в продолжение этих двух годов напечатано в типографии Шевица не более 35 000 экземпляров, а может быть и гораздо меньше.
Соображаясь со всеми этими обстоятельствами, я полагаю, что совершенное запрещение печатания азиатских книг в Казани было бы противно предназначению типографии. Все, что, по моему мнению, можно и должно сделать по сему предмету для устранения предполагаемого злоупотребления в отношении издания Алкорана, это удержание печатания Алкорана исключительно за университетской типографией, позволив содержателям частных типографий печатать другие азиатские сочинения. Этим можно, во-первых, сохранить пользу казны, на чем, как я выше заметил, основаны первоначальные виды учебного начальства; во-вторых, можно уменьшить число издания Алкорана; и в-третьих, отстранить содержателей частных типографий от притеснения.
От начальника университетской типографии: «Вследствие предписания Вашего от 25 минувшего августа за № 332 честь имею донести Вашему высокородию: 1) типография арабского печатания первоначально утверждена при казанской гимназии в 1800 году по указу Правительствующего Сената, состоявшегося 13 сентября 1800 года за № 20823, в котором сказано: что Его императорское величество, снисходя на просьбу татар Казанской, Оренбургской и других губерний, о снабжении их книгами магометанского исповедания, коими они нуждаются и покупают дорогой ценою, высочайше повелеть изволил: 1). Учрежденной в С.-Петербурге азиатской типографии, состоящей на содержании у типографщика Шнора, из платежа ему по 1000 руб. в год, два стана с принадлежащим количеством букв и прочих снарядов, переместить в сенатскую типографию, а с Шнором по день содержания учинить расчет. 2). Другие два стана переместить в Казань и отдать их в ведомство тамошней гимназии, которой и препоручается цензура всех привозимых и выпускаемых на татарском и других азиатских языках книг, с дозволением под строгим присмотром оной, печатать потребное число Алкоранов, молитвенников и тому подобных книг. Сия то самая типография присоединена в 1829 году по высочайше утвержденному положению Комитета г[оспод] министров к типографии университета, в которой ныне производится печатание татарских книг.
В последние пять лет, с 1840 года, напечатано в университетской типографии полного Корана: в 121 лист 9 400 экз., в 98 1/4 листов — 4 000 экз., 7-й части Алкорана в 15 листов — 24, Стуани — 6 400 экз., Фаузяназят — 2 400 экз., Шурадихан — 2 400 экз. и молитвы Аятулькурси — 1 000 экз. Экземпляры сии печатались для почетного гражданина Апанаева, служивого татарина Амирханова, Рахимова и Высокогорского. О сбыте же их типография достоверных сведений не имеет, а вероятно они сбывались во время ярмарок. При сем, имею честь представить и копии с копии указа Правительствующего Сената, состоявшегося 13 сентября 1800 года № 20823».
Донося о сем Вашему превосходительству в ответ на упомянутое предписание от 23 августа № 3578, честь имею представить при сем означенную копию с указа, доставленную мне г[осподином] начальником типографии университета при своем донесении.
Проректор университета (подпись).
НА РТ, ф. 1, оп. 2, д. 484, л. 4-7 об.
№ 4. Выписка из журнала Комитета министров по делу о печатании в Казани Корана и других мусульманских духовных книг
11, 25 октября 1849 г.
Комитет, по соображении всех вообще обстоятельств настоящего дела и по рассмотрении сведений, представленных министром внутренних дел, находил, что число ежегодно печатаемых в Казани экземпляров Корана и других магометанских духовных книг вовсе не так значительно, как предполагалось сначала. Притом Коран всегда печатается на арабском, прочие же книги на турецком или персидском и только весьма небольшая их часть на татарском языках. По удостоверению как казанского военного губернатора, так и тамошнего епархиального начальника арабский язык непонятен для крещеных татар, из коих весьма немногие знают и татарскою грамоту.
Поэтому комитет не мог не разделять мнение казанского преосвященного, что печатание в Казани Корана и других магометанских духовных книг не могло иметь существенного влияния на отпадение новокрещеных татар из православия в магометанство.
Обращаясь за сим к предложению совершенно воспретить печатание в Казани Корана и вообще магометанских духовных книг, комитет не мог не принять во внимание объяснение как министра народного просвещения, так и казанского военного губернатора, что в настоящее время отпуск сих книг за границу — составляет значительную статью в нашей торговле, преимущественно с Бухариею, и что с принятием предложенной выше меры, не только прекратится торговля книгами и перейдет в руки английских торговых компаний на Востоке, но без сомнения, Алкоран и другие магометанские духовные книги, составляя необходимую потребность для мусульман, жительствующих в Кавказском и Закавказском крае, Оренбургской, Казанской, Таврической и других губерниях, будут путем контрабанды из-за границы водворяемы в Россию. Таким образом, воспрещение печатать в Казани Коран и другие магометанские духовные книги не только не уменьшит случаев отпадения крещеных татар из православия в магометанство, но будет вредно по своим последствиям, усилив влияние иностранцев на Востоке.
По сим причинам, признавая с своей стороны неудобным прекратить или ограничить печатание в Казани Корана и других магометанских духовных книг, комитет полагал однакож полезным и необходимым принять меры, чтобы в сих последних книгах не помещалось никаких вредных толков или рассуждений противу правительства и православия. С этою целью Святейший Синод и министр внутренних дел предлагают учредить в Казани особый цензурный комитет, назначив в состав оного члена со стороны православного духовенства, знающего восточные языки. Комитет полагал, что учреждение цензурного комитета, требуя новых значительных расходов, едва ли может быть допущено, тем более, что Коран, составляя главное число в общем количестве печатаемых в Казани экземпляров магометанских духовных книг, всегда издается по одной и той же форме без изменения текста, число же прочих духовных книг не так значительно, чтобы цензура их могла обременить одного отдельного цензора. Участие в этой цензуре духовного лица православного исповедания, по мнению комитета неудобно, как потому, что это лицо должно будет одобрять к печатанию духовные сочинения нехристианской веры, так и потому еще, что возбудит недоверчивость и опасение всегда подозрительных мусульман. Комитет не мог не принять во внимание отзыв товарища министра народного просвещения, в присутствии комитета сделанный, что отдельный в Казани цензор, в случае каких-либо затруднений, ныне должен через попечителя учебного округа испрашивать разрешение министра народного просвещения и что для прекращения означенных выше неудобств, достаточно будет предписать цензору, чтобы он усилил надзор и в случае естественных надобностей, представлял установленным порядком министерству, которое может, если затруднится само разрешить цензора, сообщить замечания его через обер-прокурора Святейшего Синода, на усмотрение духовного начальства.
Представляя все сии соображения на высочайшее благоусмотрение Его императорского величества, комитет с своей стороны полагал:
1) Дозволить печатание по-прежнему в Казани, как в университетской, так и в частных типографиях Корана и других магометанских духовных книг, с тем, чтобы книги сии, прежде печатания, были непременно представляемы на рассмотрение находящегося в Казани отдельного цензора из профессоров восточной словесности.
2) Вменить в обязанности сему цензору тщательно рассматривать представляемые ему магометанские духовные книги и листы, и наблюдать, чтобы в них не печаталось ничего противу правительства и господствующей церкви.
3) Если цензор встретит при том какие-либо недоразумения и особые затруднения, то обязан представить об оных чрез попечителя Казанского учебного округа Министерству народного просвещения на рассмотрение установленным порядком.
4) Если министерство признает, что замечания цензора по существу дела требуют предварительного рассмотрения со стороны духовного начальства, то обязано сообщить о том обер-прокурору Святейшего Синода на дальнейшее его усмотрение.
Государь император положение комитета высочайше утвердить соизволил.
Верно: начальник отделения (подпись).
РГИА, ф. 797, оп. 15, д. 35644, л. 82-85. Рукопись.
Публикацию подготовил
Радик Исхаков,
кандидат исторических наук
—-
I. Имеется в виду отношение казанского военного губернатора С. П. Шипова к министру внутренних дел Л. А. Перовскому от 8 февраля 1845 г. за № 994.
II. Здесь и далее выделение чертой соответствует выделению в документе. На полях имеется надпись: «Последующие факты доказали противное»(подстрочные примечания к документам автора вступительной статьи).
III. Имеется в виду Людвиг Магнус Шевиц, открывший в 1840 г. в Казани типографию, специализировавшуюся на издании книг на восточных языках, мусульманской религиозной литературы (с 1848 г. типография Н. П. Коковина) (см.: «Желая распространить круг действий своего заведения» (К истории первой казанской частной «азиатской» типографии Л. М. Шевица) // Гасырлар авазы – Эхо веков. – 2011. – № 3/4. – С. 259-264). (Прим. ред.).
IV. По всей видимости, имеется в виду типография Рахимзяна Сагитова, открытая в Ново-Татарской слободе в 1845 г.
V. На полях имеется надпись: «Все возможно».
VI. На полях имеется надпись: «Как: почти? Совершенно невозможно».
VII. На полях имеется надпись: «Этого мало; у Синода есть свои средства, из которых было бы возможно еще прибавить. А главное, что у небогатой Казанской епархии не следовало бы отбирать свечные доходы на содержание заведений более богатых епархий, по крайней мере, использовать эти суммы на увеличение содержания местного духовенства или устройство приходских училищ для татар».
VIII. На полях имеется надпись: «Громко — но нужно!»
IX. На полях имеется надпись: «Одни фразы!»
X. На полях имеется надпись: «Неправда».
XI. На полях имеется надпись: «Печальное будущность доказало обратное».
XII. На полях имеется надпись: «Но кого и как обучают в них?»
XIII. На полях имеется надпись: «Потому то и надобно с магометанами действовать твердо и строго».
XIV. На полях имеется надпись: «Ни к чему не ведущее как-то убедительно доказано опытом».
XV. Архиепископ Владимир (Василий Кононович Ужинский) (1777-1855). В 1807 г. пострижен в монашество. В 1819 г. рукоположен в епископы Ревельские викария Санкт-Петербургской епархии. С 1822 г. епископ Курский и Белгородский. В 1836 г. назначен на казанскую кафедру. Скончался в Свияжском монастыре.
XVI. Мохаммед Али Казем-Бек (после принятия христианства Александр Касимович) (1802-1870), известный востоковед, арабист, тюрколог.
Источник http://www.archive.gov.tatarstan.ru
