{jathumbnail off}… В султанском дворце Топкапы — фестиваль народов мира. Говорят на разных языках. Неожиданно много арабов. Японцев не отличить от китайцев. Испанцы, немцы, англоязычные личности всех мастей. И наши, постсоветские, узнаваемые.
Стамбул обступают груды туч; жарко и душно. Август. Туристы стоят в очереди, чтобы посмотреть, как жили султаны.
Лица разочарованные — не то ожидали. И некому им объяснить, как проходил день мусульман пять веков назад. Искренние были люди, стыдились Аллаха, богатством не кичились, строили полезные всему обществу здания, одевались скромно, но стильно, кушали не бедно, но с благодарностью. И стремились к прекрасным отношениям со всеми творениями Всевышнего.
Про красивые отношения с людьми трудно говорить так, чтобы не встретить в глазах ответный огонёк иронии, ведь по фильмам и сериалам о великолепном веке можно изучать социальные науки: конфликтологию, конспирологию и всевозможные теории заговора, настолько по-житейски убедительно представлены фантазийные интриги османского двора.
Кажется, стены старого Топкапы устали от публичности: от взглядов, заглядываний, прикосновений. Розовый сад сник. В августе ему и так пора перезагружаться, и он погрустнел от чрезмерного внимания. Беззащитно-нищие и не бодрые уже цветы стоят поодиночке, каждый за себя.
По древнему белому мрамору дворика Топкапы туда-сюда, как перекати-поле, мечутся пожелтевшие листья платана. Уставшие туристы, присевшие передохнуть у ворот, пиная их ногами, что-то обсуждают. В любое время года здесь можно встретить скрюченные сухие листья, касающиеся камней. Поздней осенью побитые дождями листья на мраморе пахнут древностью и печалью. Они словно шепчут: «Всё проходит, и это пройдёт».
Когда-то никто, кроме нескольких сотен человек, не мог знать, что происходит за этими стенами, но каждый хотел предугадать или представить. Топкапы манил тайнами, а сейчас тысячи туристов ежедневно, томясь в длиннейших очередях в жару или под дождями, пытаются ухватиться за обещания стен раскрыть эти секреты, за отголоски прошлого. Но тщетно. В этом дворце и на витрину-то выставить нечего. Ничего та-ко-го и таковенького нет.
Кроме диванов и красивых стен здесь нет ничего, за что может зацепиться глаз. Посуда — почти вся из китайского фарфора, и даже не в комнатах: она выставлена отдельно вместе с прочей утварью в кухонной части дворца. Самое трогательное в столовом наборе — перламутровые ложечки с заострённым, как у цветов каллы, кончиком. Потухшие зеркала в гареме, блёклые фонтаны во двориках и удобное для фотографирования место под золочёным шатром, где султан во время Рамадана совершал ифтар. И красивый, роскошный вид на Босфор. Вот и весь нехитрый набор, не блестящий.
Да, в Топкапы потрясающие стены, окна, купола, двери и ворота. Мозаичные стены — настоящее произведение искусства. Они самодостаточны. Лёгкие, прохладно-отстранённого цвета керамические дорогие плитки из обожжённой где-то в Изнике или Кютахье глины. Струи синего, зелёного, жёлтого, красного переплетаются в растительном геометрическом орнаменте, следить за которым одно удовольствие. Нет перетеканиям ни начала, ни конца, они мягко и уютно вьются; в обрамлении стен приятная белая вязь на синей лазури — аяты Корана.
Мозаики из перламутра такие же: причудливо уложенные в неожиданные конструкции пластинки из раковин-жемчужниц умиротворённо прижились на внутренних деревянных нижних окнах. Цветная мозаика на верхних окнах авангардно-красочна и по праву — главное украшение стен. Под высоким куполом или потолком, наверное, хорошо молиться, ведь убранство комнат ничем не отличается от организации пространства в мечети. Красоту ковров мы не сможем оценить; они в запасниках, иначе как нам заходить в комнаты, не снимать же обувь.
За 400 лет дворец Топкапы пережил 25 султанов. В 1854 году Абдул-Меджид I переехал в новую резиденцию — в золоченный дворец Долмабахче, построенный в стиле барокко-рококо. А с 1923 года Топкапы стал самым посещаемым музеем Стамбула.
… Мы оставили в Топкапы несколько часов нашей жизни, не переставая восхищаться скромностью быта и нравов тех людей, которые там жили. Уставшие и голодные посидели в саду, купили ледяную воду, и была у нас сумка с хлебом, выпеченном на холме, с которого видно, как встречаются два моря, две судьбы. После Топкапы в ресторан идти было как-то неловко, неуместно. Сладкий вкус холодной воды с хлебом запомнился как последний аккорд в музыке погружения в недра веков. И послевкусие – страстное желание благодарить Всевышнего за мир, за день, за миг, за встречи и невстречи…
